Ведьма

Будильник гремел долго и назойливо - так долго и так назойливо, что пришлось оторвать голову от подушки, сползти с дивана и хорошенько отлупить нахала. Нет, я, вообще-то, не кровожадная, просто будильник древний, раза в полтора старше меня, и характер у него соответствующий... "В здоровом теле - здоровый дух" - это не про него. Звонит он, когда сам сочтет нужным - спасибо, что хотя бы посреди ночи нечасто будит, это удовольствие небольшое - с иноязычными соседями потом разбираться, почему у меня в квартире крики в начале четвёртого утра... Нет, кричу, конечно, не я, я привыкла, я этой заразе - будильнику, в смысле - сразу рот затыкаю, как только найду - это у будильника такой голос истошный, металлический, слышно далеко, а я летом с открытым балконом только спать и могу...
       К счастью, в последнее время будильник свои штучки прекратил, меня на ноги поднимает в основном когда я его об этом с вечера попрошу, только изредка вредничает, лязгая скороговоркой нечто ругательно-ехидное - и тогда мои нечастые гости вздрагивают, а Софья грозится выкинуть будильник на помойку, а мне на Новый Год подарить другой - электронный, умеренно зеленоглазый, с набором приятных мелодий, меняй хоть каждый день... Удерживает её от этого опрометчивого поступка только моя категорическая уверенность в том, что и на помойке этот железный монстр будет жить своей таинственной жизнью, ежеутренне портя сладкий сон жителям ближних многоэтажек. Да и не представляю я, честно говоря, как буду просыпаться под какой-нибудь марш муравьедов или разудалый канкан. Ну их. Короче, у нас с будильником вооружённый нейтралитет. Я его не выкидываю, он будит меня по утрам.
       Ф-фу, всю ладонь отшибла. Морда ты железная...
       Будильник тикал теперь почти умильно - в предвкушении следующей гадости, наверное - а я поползла в ванную, по пути раздернув шторы на окне и с мрачным удовлетворением отметив, что накарканный позавчера снегопад всё же добрался до нашего города. А уж сколько у нас по этому поводу споров было! Чуть не подрались. Чуть - это потому что я вовремя заверещала, что если только кто-нибудь посмеет опрокинуть Мой Кофе на Мою Новую Статью, то я не знаю, что я сделаю!! Вика, умничка, сразу подхватила, поправила меня: нет, говорит, если кто-нибудь опрокинет Мой Кофе на Её Новую Статью, то я не знаю, что она сделает! Дед это как увидел, так за голову и взялся: совсем, говорит, квалификацию потеряли! Причем вместе с совестью! Это он, конечно, неосторожно - мы едва не начали там же, на месте, выяснять, что нормальные люди понимают под совестью, Радомир загорелся идеей писать на эту тему статью, но Дед взялся за голову ещё раз и разогнал всех по рабочим местам, так что вопрос о том, на самом ли деле диктор имел в виду "снегопад" (моя версия), или он всего лишь накануне повздорил с женой (версия Игоря, поддержанная меньшинством), или синоптики сами точно не знали, что имеют в виду, а уж диктор и подавно (версия Вики и всех остальных), так и остался открытым до сегодняшнего утра.
       Синий, густой, бесшумный снег - а фонари по случаю раннего времени горят через один, тусклые и оранжевые, и противоположной стороны улицы почти не видно...
       Приняв душ и наскоро выпив кефирчику, я включила радио и без интереса - пока споласкивала за собой чашку - прослушала сводку новостей, прогноз погоды, в котором мне ещё раз радостно сообщили, что снегопад всё-таки будет, и примерно две трети какой-то настолько невразумительной песни, что даже я со своей научной степенью почти ничего не поняла.
       Потом пришлось быстро решать ежедневную важную проблему: какой словарь сегодня с собой брать - тот, что поменьше и посимпатичнее, но с совершенно нецензурными приложениями - или же тот, что весом в несколько килограммов и такой умный, что я его иногда боюсь...
       В результате взяла тот, который быстрее нашёлся. Любимый, с дарственной надписью. Вадик, когда последний раз был у меня в гостях, долго его изучал, пролистал сначала от начала к концу, потом от конца к началу, крепко задумался, а потом пришел ко мне выяснять, что означают все эти загогулины (формулы перевода и транскрипции), почему у них такие странные названия, и не заклинания ли это, часом.
       Я сказала - почти... Вадик удовлетворенно отстал. Потом долго приятелям хвастался, какая у него тетя крутая ведьма, схлопотал нагоняй от возмущённой Софьи и временно притих.
       Сумка моя подозрительно раздулась, но я сделала вид, что ничего не заметила, влезла в своё старенькое, но чертовски уютное пальто - и, выключив свет и помахав на прощание рукой будильнику, кубарем спустилась по выборочно освещенной лестнице, вывалившись в конце концов в темень и пургу родной улицы.
       Хорошо, что хоть ветер в спину...
       Автобус подошёл уже переполненный, люди торчали изо всех его дверей и чуть-чуть из окна; я нерешительно потопталась на месте, но штурмовать его так и не отважилась - и, понаблюдав за тем, как мои коллеги по ожиданию с ревом берут вожделенный транспорт, похвалила себя за сообразительность. Автобус, беззубо прихватив створками дверей не сумевших до конца втиснуться в салон пассажиров, буркнул что-то и укатил в сине-оранжевую даль, слегка растушёванную не прекращающим падать снегом - а я подумала ещё чуть-чуть, посмотрела на часы, посмотрела на мрачных конкурентов - и в результате добиралась до школы пешком.
       Ко времени, когда я добрела до приземистого желтоватого здания, уже начало светать, но снег так и не перестал. В школе было шумно, предпразднично и тепло; два раза меня чуть не сшибали с ног восторженные разрумянившиеся школьники, один раз - местная кошка, за которой они гнались, раз двадцать со мной поздоровались младшеклассники - каждый раз на новом языке, причем среди их приветствий я явственно разобрала "как же ты мне надоела", "не вызывайте меня сегодня, пожалуйста" и "классно выглядите", которое, впрочем, сильно смахивало на "вот это сумка" - и один раз весьма удачно разминулась с завучихой.
       В классе меня встретил торжественный запах синтетической ёлки и мела, хилая мишура по стенам, у потолка и поперёк доски (это намёк) и слитный грохот встающих при моём появлении учеников.
       - С наступающим, - сказала я. - Садитесь...
       Уверена, что половина из них услышала в моих словах недовольство результатами недавнего диктанта и обещание скорой кары.
       - Староста, кого нет?
       Долговязая отличница начала унылое, но, к счастью, недолгое перечисление отсутствующих, а я обвела глазами притихший, возбуждённый близостью праздника класс, выбирая себе жертву.
       - Ну-с, - сказала я, когда она села на место, - кто что понял из "Летних рассказов"?
       Настороженное молчание.
       - Добровольцы есть?
       Смотрят на меня, как на сумасшедшую. Их можно понять: в школьной программе на этот год нет более сложного для восприятия произведения. Не встречала ещё ни одного человека, на родном языке которого была бы написана эта вещь. Автор, конечно, гений, но читать его без кучи словарей и стопки кривых диаграмм совершенно невыносимо - и те, кто ставили "Летние рассказы" в программу для восьмого класса, это, конечно, понимали. Пёс их знает - а может, они таким образом надеются когда-нибудь всё-таки найти близнеца автора?.. Затея почти безнадёжная, особенно учитывая, что при написании данного опуса гений проявил неуместную изобретательность (версия Вики) или попросту слегка впал в маразм (версия Игоря) и стилизовал свой текст под абсолютно чужой для себя язык группы "Д", который, к тому же, очевидно знал только в изложении неродного носителя...
       - Нет добровольцев? Тогда о жизни несчастного маркиза нам поведает... поведает нам...
       Мой карандаш уже завис над угодной мне фамилией, но резкий, ломающийся голос опередил меня:
       - А наши диктанты вы проверили?
       Ловко. Но не очень.
       - Проверила, - сказала я, опуская карандаш на стол. - До сих пор я даже не подозревала, что можно делать такие потрясающие ошибки в сравнительно простом - да-да, простом, нечего мне страшные глаза делать, Ефим - диктанте. В общем, оригинальность и независимость вашего мышления я оценила, честное слово.
       Развеселились.
       - А...
       - А результаты в понедельник, если не возражаете. Сейчас у нас всё-таки литература. Может быть, ты и расскажешь нам о маркизе, Рустам?
       Рустам встал с крайне недовольным видом, но излагать содержание "Летних рассказов" начал довольно бойко, едва ли не с цитатами из трудов каких-то маститых литературоведов... Хорошо иметь бабушку-филолога, да, Рустам?..
       Сосед его, маленький и востроглазый Левка, изо всех сил пытался спрятаться за учебником, но соломенные волосы его всё же торчали над тёмно-голубой обложкой. Он был уверен, что я спрошу его - но Рустам выручил друга, вовремя подставившись с дурацким вопросом и спасая теперь весь класс - а я слушала его вполуха и делала вид, что ничего не замечаю. Считайте, что это новогодний подарок...
       - Достаточно, Рустам, - сказала я наконец. - Садись. Кто-нибудь продолжит?
       Рустам неохотно сел на место, Левка спрятался так надёжно, что патлы его теперь виднелись уже из-под нижней кромки учебника - а остальные ребята просто резко поскучнели, сделались страшно занятыми или жутко внимательными - и только староста смотрела на меня обречённо, не пытаясь притвориться, что ей есть, что сказать.
       - Лука, может быть, ты?
       Я видела, что маркизом он явно не проникся, и вид имел настолько сумрачный и непримиримый, что Нинка на моём месте, пожалуй, поостереглась его вызывать - но я всё-таки рискну.
       - А чего тут говорить, - произнёс Лука угрюмо. - Ясно же, что маркиз этот - обыкновенный трус, а всякие социальные условия тут ни при чём...
       Чем дальше он говорил, тем больше увлекался, и был даже красноречив, хотя замысел автора так и остался для него тайной. Я слушала, кивала, стараясь не очень улыбаться, и наблюдала, как потихоньку оживлялся класс - Рустам сидел красный, возмущённый до глубины души, и всё порывался возразить что-то, но Лука говорил быстро, и вклиниться в торопливый поток его речи было непросто; глаза старосты сделались совсем круглыми, она очевидно не понимала и половины того, что говорил мрачный романтик Лука - и неудивительно, более чуждых языковых групп, чем у Светы и нынешнего оратора, я ещё не встречала, даже с Рустамом этот мальчик ещё мог договориться, но со старостой - никогда; Левка осмелился выползти из-за прикрытия учебника и уже с удовольствием посматривал на часы за моей спиной.
       - Очень хорошо, Лука, - сказала я, вставая и отходя к окну. Конечно, хорошо. Привыкать к иноязычным собеседникам нужно с детства - и очень жаль, что специалистов моего профиля недолюбливают в школах...
       За окном по-прежнему царил снегопад. Ветер стих, и снежинки валились сквозь редеющий сумрак медленно и безнадёжно. Деревья в школьном дворе дремали, переплетясь во сне ветвями, чёрными и серебристо-серыми - и даже весёлые второклассники, что азартно играли в снежки под прикрытием мощных стволов, не могли пробудить их. Яркие рюкзачки, сваленные в одну кучку, уже были на ладонь припорошены снегом...
       - Что ж, у нас есть время выслушать ещё одного человека.
       - Можно, я скажу?! - вскочил Рустам.
       - Я бы предпочла послушать кого-нибудь ещё, - сказала я, не оборачиваясь. - Например, Эльгу...
       За моей спиной пронесся шёпот, раздались знакомые стуки и шорохи: незадачливой школьнице спешно подсовывали новейший учебник, раскрывали его на нужной странице и пальцем тыкали в заданный параграф. Читала Эльга мучительно медленно, зато с выражением. То там, то сям вспыхивали коротенькие смешки и перешёптывания, но Эльга была невозмутима и почти величественна; мало-помалу все успокоились и даже принялись слушать девочку с интересом - учебник был далеко не у всех, а данный параграф писала Вика - и справилась со своей задачей блестяще, хотя у нас и остались разногласия по поводу некоторых второстепенных персонажей.
       От окна дуло, и я обхватила себя руками за плечи. Правильно я сегодня надела теплый свитер, наплевав на то, что он не подходит к этим брюкам; это я молодец и проницательница...
       Эльга закончила читать, с облегчением перевела дух - и тут раздался звонок. Ребята шумно завозились, сгребая учебные принадлежности в портфели и рюкзачки, и я не стала задерживать своих учеников всякими глупостями вроде домашнего задания. В следующий раз я им лучше сама что-нибудь расскажу. Мы и так параллельный класс опережаем... Или просто отпущу. Праздник, все-таки...
       Вскоре помещение опустело; за партой в дальнем углу у окна остался только Олег, уткнувшийся носом в какую-то книгу так прочно, что даже не заметил звонка - не удивлюсь, если и того, что сорок минут назад возвестил начало урока литературы.
       Я подошла к нему, села рядом. Он ничего не замечал.
       - Что читаешь, Олег? - спросила я на его языке.
       Он вздрогнул, уронил под парту книжку, сунулся было за ней, на полпути передумал, вынырнул из-под стола и уставился на меня несчастными всполошенными глазами.
       - Я нечаянно... - пролепетал он. - Честное слово, нечаянно...
       - Книжку-то подыми, - посоветовала я. - Библиотечная, всё-таки...
       Да, библиотечная; вот - квадратик шершавой бумаги в уголке... "Город Ирзирой", издание... тираж... У меня дома такой же. Почему-то с тех пор эту книгу не переиздавали - а она всегда была одной из моих любимых. Восемь историй, восемь разных историй, каждая из которых написана на новом языке, восемь повествований о странных людях, так похожих на нас и в то же время совсем других - и в конце каждого рассказа короткое и печальное уведомление о том, что если бы герой тогда-то и тогда-то поступил бы так-то и так-то, то он попал бы в город Ирзирой... Таинственный город, о котором неизвестно ничего, в который не стремился никто из героев или их спутников - и достижением которого почему-то измерялось значение всей человеческой жизни... Бьянка когда-то божилась, что в самом первом издании "Города" был эпилог, в котором автор, так и оставшийся неизвестным, сообщал о том, что истории эти он пишет как раз в Ирзирое, что он счастлив за своих героев, что они не попали сюда, и что он предостерегает своих читателей, чтобы они... и так далее. К сожалению, этого издания, быстро ставшего нашими с Бьянкой усилиями легендарным, нам так и не удалось найти. Что имел в виду автор и носителем какого языка был он сам, так и осталось неизвестным. Нам неизвестным.
       Интересно, что понял из этой книги Олег. Жалко, что он не мой близнец.
       - Я её честное слово завтра же в библиотеку верну, - забормотал мой ученик. - Мне совсем немного осталось... И про маркиза этого я прочитал, даже два раза, вот, а...
       - С наступающим, Олежка, - сказала я грустно.
       Торопиться мне было некуда - и я заглянула к Нинке, преподававшей историю в младших классах. Бедная история... бедная Нинка.
       - Алёнка! - обрадовалась она, выскакивая мне навстречу из-за стола, как первоклассница. - А я как раз о тебе вспоминала! Ой, что я тебе сейчас расскажу - ты на месте умрёшь!..
       Далее последовала шёпотом изложенная, крайне путаная история, в которой фигурировала наша завучиха, чей-то чужой охранник и немножко - снова наша преподавательница физики, упрямая, не очень умная и зачем-то набожная особа... Рассказывала Нинка артистично, попутно не забыв плеснуть мне в чашку пахучего шиповникового отвара и время от времени покрикивая на особо разошедшихся учеников.
       - Здорово, да? - победно закончила она и тут же, изменив тон и выражение лица, спросила участливо: - Алёна, что с тобой, почему ты такая грустная? Что случилось?
       - Замёрзла, - ответила я почти честно.
       - А-а, - сказала она разочарованно. - И всё?
       - Угу.
       Мы обе замолчали, я - уставившись в столешницу с липким полукругом от чашки, Нина - машинально позванивая тоненькой ложкой.
       За окном по-прежнему падал снег.
       Ребячий смех носился вокруг нас; кто-то шумно делил бутерброд - один на двоих, тебе - сыр, мне - хлеб, или наоборот; кто-то горестно вопрошал из-под парты, куда подевалась его любимая авторучка; кто-то устроил небольшую дуэль на линейках, кто-то, взгромоздившись на подоконник и мрачно утопив подбородок в высоком воротнике свитера, читал толстую книгу в потрёпанной обложке; кто-то, судорожно шелестя упругими страницами, переписывал в тетрадь позабытое в предпраздничной суете домашнее задание...
       - Посмотри на всё это с другой стороны, - сказала Нинка и испуганно стрельнула в меня карими глазищами. - Зато тебе Антонину нашу больше видеть не придётся...
       - Не-а, - сказала я, отпуская, наконец, остывшую чашку. - По закону подлости я буду на неё натыкаться всякий раз, когда мне вздумается сюда придти...
       - "Деточка, вы себя не бережёте", - очень похоже сказала Нинка - и после секундной заминки мы обе прыснули.
       - Вот Сусанну жалко, - сказала я.
       - А мне - ничуть, - отрезала Нинка и вороватым движением сунула за щеку половину сушки - как сумасшедшая хомячиха. - Так ей и надо. Нечего было про тебе говорить, что ты ведьма, и все вы ведьмы, и что это грешно и неправильно, когда любого человека вы понимаете лучше, чем он сам...
       Я задумалась.
       - Вообще-то нет, - сказала я осторожно.
       - Да я-то знаю, можешь не объяснять, - фыркнула Нинка в чашку. - А вот Сусанна думает, что ты всё про неё знаешь.
       - Она на мой класс не покушалась. А там, во-первых, Лука, во-вторых, Рустам...
       - Ну я и говорю - так ей и надо. Пусть не очень-то радуется, то ты отсюда уходишь...
       - Да, мне пора, - спохватилась я, вставая.
       - Алён, подожди... Ты Новый Год где встречаешь?..
       - Не знаю ещё.
       - А то приходи к нам. И Рудик будет, и Дашенька...
       - Спасибо, я... подумаю.
       Ядовито-зелёная ёлка в углу угрожающе ощерилась блескучей мишурой; маленькая жар-птица на неудачно длинной нитке медленно раскручивалась вокруг своей оси, кося на меня круглым испуганным взглядом. На Нинку чем-то похожа...
       Звонок..
       Я вышла в полутёмный по зимнему времени коридор, прикрыла за собой дверь - и вовремя. Нина уже гремела в обычной своей манере:
       - Забыл?! Что значит - "забыл"?! А голову ты дома не забыл?!!
       - Тоже мысль, - сказала я сама себе задумчиво, подтянула воротник повыше и пошла к себе.
       Уже в пальто, с шапкой наперевес - терпеть её не могу, между прочим, и это у нас взаимно - с сумкой на боку я спустилась на первый этаж школы, ускорив шаг, прошмыгнула мимо столовой, из-за приоткрытой двери которой тянуло мокрыми тряпками и дохлой капустой...
       С наступающим, с наступающим. Процокала каблуками по мокрому полу, по белёсым полотнищам света из высоких окон - и моё отражение проплыло понизу, тёмное и сморщенное.
       Розовато-серая городская панорама рябила от снега далёкого и близкого; окружающие кирпичные многоэтажки молчали угрюмо и недоверчиво, пустыми глазами пялились на старенькое здание школы. Под ближайшим деревом то ли ссорилась, то ли целовалась романтическая парочка: долговязый юнец без головы и маленькая круглая девушка в синей куртке. Мои?.. Мои.
       - Ой, а... А здравствуйте! - девушка улыбнулась мне, поправляя волосы; парень смущённо и независимо смотрел в сторону.
       - А здравствуйте, - сказала я. - И ты здравствуй, Тимур.
       Он коротко дернул головой, но в мою сторону так и не посмотрел.
       - Алёна, вы ведь правда ведьма, да? - хитро спросила Валя.
       - Ну... да.
       - А можно я вас попрошу немножко об одолжении, да?.. Вот он, - она опустила и снова подняла ресницы, - он мне не верит, что я его никогда-никогда не разлюблю...
       - Валя, - сказала я, - Валя...
       - Вы можете сказать это... на его языке, так это правильно называется, да? Ну, с моего на его перевести? Ну скажите, пожалуйста, вы же добренькая!
       - Да верю я, - угрюмо сказал Тимур. - Незачем всё это...
       - Скажите, скажите! - умоляла Валя.
       - Валя, не стоит, - сказала я. - Правда, не стоит.
       - Ну скажите тогда просто, что я его люблю!
       Я посмотрела в сияющие глаза Вали - потом перевела взгляд на Тимура - напрягшегося, заледеневшего.
       - Валя говорит, - сказала я на его языке, привычно заменяя одни пустые слова другими, - что будет варить тебе вкусный борщ по крайней мере раз в неделю.
       - Борщ?! - опешил он. - Почему... борщ? Алёна, вы что? При чём тут борщ?
       - Она так сказала.
       - Какой борщ?! - вспыхнула Валя. - Я...
       - Тогда скажите ей, - собрался с духом Тимур, - что я борщ не люблю, а её... ну в общем... ну, люблю.
       - Тимур говорит, - сказала я покорно, - что ему очень хочется слетать в новом году на горнолыжный курорт, а у тебя красивые глаза.
       - Ка... какие глаза? - обиделась Валя. - Ну ладно, раз мы так играем, тогда... Тогда... тогда скажите ему, что я обещаю ему борщ не варить, раз он так привередничает...
       Я молчала.
       - Ну что же вы, Алёна?
       - Что она сказала? - тихо сказал Тимур. - Я хочу знать.
       Я молчала.
       - Если вы не скажете, - предупредил Тимур, - я...
       - Она сказала, - перевела я, по возможности смягчая краски, - что... твой брат тоже очень симпатичный. Почти как ты...
       Тимур дёрнулся, как от удара, и повернулся к побледневшей Вале.
       - Так ты мне врала, - сказал он, прищуриваясь беспощадно и жалко. - Так ты мне всё время врала...
       - Нет, Тимур! - сказала я с жаром. - Не так всё!
       - Спасибо вам, Алёна, - сказал Тимур совсем уже неестественным голосом. - Открыли мне глаза...
       Несколько секунд мы обе с ужасом смотрели на удаляющуюся спину юноши, потом Валя всхлипнула, сделала шаг за ним.
       - Тимур?
       Он не слышал. Он никогда не слышал тебя, девочка.
       - Ну Тимур же! - крикнула Валя отчаянно - и бросилась за ним, оскальзываясь на вечной мерзлоте школьного двора. - Тиму-у-ур!..
       На автобусной остановке я сразу забилась под козырёк. Холодно.
       Машины проплывали по лиловатой слякоти медленно и величаво, как рыбы в аквариуме, точно так же пуча в снеговую мглу глаза; универсам на противоположной стороне улицы бодрился из последних сил, яркими огнями витрин приглашая бодриться вместе с ним.
       Меж тем на остановке собрался народ: седовласый дядечка профессорского вида со зверски перевязанной бечёвкой в положении "руки по швам" ёлкой, пара озабоченных женщин с неподъёмными даже на вид клетчатыми сумками, долговязый скучающий студент в зелёной вязаной шапке задом наперёд и большая, белая с чёрным, собака - сама по себе, сразу усевшаяся возле урны и всматривающаяся в дорогу напряженно и сумрачно - только бинокля не хватает...
       Когда-то много споров было - есть у животных свои языки или нет. Потом... ответа не нашли, но спорить перестали. Действительно, о чём тут спорить...
       Какое счастье, что все молчат. Только по внешнему виду ни один переводчик не возьмётся судить, на каком языке имеет несчастье говорить данный человек... И мыслей мы не читаем. Какое счастье. Какое счастье...
       Профессор с собакой разглядывали друг друга уважительно и настороженно.
       И пожалуйста.
       Когда я наконец забралась в автобус и села на скрипучее дерматиновое сидение, снегопад несколько утих. Наверное, устал. А может, они с этим городом разных языков... Даже наверняка. Город-то весь - чёрный, железный, бетонный, ярко-огневой и прямолинейный... Какой же снегопад тут приживётся? Долго говорить на чужом языке очень утомительно. Слушать - ещё туда-сюда... А иначе выдохнешься, как этот снегопад.
       Хотя красиво. Вон какие улицы нарядные. Даёшь новогоднюю погоду...
       Остановка. Мост через реку, мутная ртутная вода... Город мой белый. Ух, каким сразу холодом потянуло...
       - Здра... здравствуйте.
       Плюхнулась на противоположное сидение, смотрит с вызовом, глаза чернущие, щеки раскрасневшиеся, мандарины в полиэтиленовом пакете...
       - Здравствуй, Рая. А мне сказали, ты заболела.
       - Я уже выздоровела.
       - Я рада, - сказала я - безо всякого, впрочем, намёка - и снова посмотрела в окно.
       - Я готовлюсь к поступлению в колледж, - звенящим голосом проговорила девочка. - Я на экономический буду поступать...
       Я взглянула на Раю. Чёрные вьющиеся волосы выбивались из-под белой вязаной шапочки, вполне адекватно передавая возмущение и обиду их владелицы. За окном - я видела это краем глаза - проплыла чёрная громада Классического Театра; потом потянулись болезненные, придушенные снегом деревья Николаевского бульвара. Мы обе молчали.
       Нестерпимо пахло мандаринами.
       - Как твоя мама? - спросила я, наконец - уже на языке Раи. Давненько мне на нём не приходилось говорить; в стенах школы Рая меня в последнее время дичилась, а потом и вовсе начала безбожно прогуливать занятия...
       - Хорошо, - сказал Рая, разом обмякая на своём сидении. Вид у неё сделался несчастный-несчастный, и пакет сам собой сполз с её джинсовых коленей, примостился рядом... - Её в больницу на следующей неделе кладут, так что я, может быть, ещё пропущу... В смысле, школу. - Вздохнула. - Мало ли там что... Вот.
       - Тебе чем-нибудь помочь? С колледжем? У тебя за прошлую четверть четвёрка, если...
       - Да ничего, - отмахнулась Рая грубовато, - мне уже всё объяснили, как надо... И про маркиза, кстати, тоже.
       - ...Если тебе что-нибудь понадобится - звони, не стесняйся, - твердо закончила я. - Мой домашний номер у тебя есть.
       - Угу, - сказала Рая и принялась независимо смотреть в окно. В ту же сторону повернулась и я; бульвар никак не мог закончиться. По белым дорожкам расхаживали вороны. В палатке на повороте бойко торговали ёлочной мишурой и прочей праздничной дребеденью - всё искрилось и переливалось, сине-жёлто-красная электрическая гирлянда, повсюду одна и та же, самодовольно реяла над прилавком...
       - Вы на меня очень сердитесь? - совсем тихо спросила Рая, не поворачивая головы.
       - Я совсем на тебя не сержусь, - отозвалась я спокойно, не притворяясь, что не поняла, о чём речь.
       - Тогда обижаетесь, наверно, - сказала Рая еще тише.
       - А вот это есть немножко, - признала я. - Только не на тебя... Из тебя могла бы получиться великолепная переводчица. Гораздо лучше, чем я.
       - Экономисты сейчас нужнее, - почти совсем уже неслышно произнесла девочка.
       - Я и не спорю, - улыбнулась я. - Всё равно в экономике ничего не понимаю...
       - Я тоже не понимаю, - сказала вдруг Рая коротко, зло - и быстро глянула на меня, подозрительно блеснув глазами. - Но маму огорчать не буду. Переводчица в наше время - это не профессия, да и вообще...
       - Да, - согласилась я грустно, глядя, правда, не на Раю, а на снова попытавшийся дезертировать пакет с мандаринами. - Это не профессия, это образ мышления, будь он неладен...
       Рая ничего не ответила - и правильно, нечего тут дежавей разводить, и так салон почти полный... Всё уже было сказано, и довольно давно. На моё осторожное замечание, что она могла бы... при соответствующем обучении, конечно... стать прекрасной переводчицей - Рая запнулась, а потом проговорила с восторгом и ужасом: это значит - быть как Вы?.. Тогда я долго не могла решить, обрадоваться мне или обидеться... Нормальные люди на такое всё-таки обижаются. Теперь, кажется, самое время.
       - Алёна... а можно я пока ещё немножко подержу тот учебник, который вы мне тогда дали? Я перечитать хотела...
       - Оставь себе, хорошо?.. Считай, что это подарок к Новому Году.
       - А-а... Спасибо.
       - Мне выходить, - сказала я, вставая. Какой скользкий пол... - А в школу всё-таки приходи. Там Лора без тебя скучает. Близнецы, как-никак...
       - Я знаю, что мне повезло, - снова равнодушно сказала Рая - и вдруг порывисто обняла свой пакет с мандаринами, выдохнула:
       - С наступающим...
       - И тебе того же, девочка.
       Я подошла к ближайшему табачному киоску, стянула одну перчатку и долго считала тусклые монетки озябшим пальцем, испытывая терпение продавщицы. Полученную золотистую пачку сигарет - неприлично крепких, по мнению Софьи - я сунула в карман пальто, не доверив и без того распухшей сумке.
       - ...Девушка, сигаретки не найдётся?
       - Не найдётся, - сердито отозвалась я. - Сначала премию дайте, тогда и угощать буду...
       - Да я пошутил! - рассмеялся Антон. - Я ж бросил давно...
       - Бросил или бросаешь? - уточнила я, натягивая перчатку.
       - Язва, - сказал он. - Ну, бросаю. Только ребятам не проговорись.
       - Вот ещё, - фыркнула я, и Антон заулыбался снова. Шапки он не носил принципиально, и седина на густых волосах лежала красиво - как иней.
       - Пойдём в кафе посидим? - предложил он, деликатно беря меня под локоть.
       - Там кофе гадкий, - сказала я.
       - Зато народа мало. И я тебе чай возьму. Или даже компот...
       - Убедил.
       С Антоном было просто. Будучи старшим следователем прокуратуры, он без предубеждения относился ко всей переводческой братии - и ко мне в частности, прибегая к моей помощи во всех случаях, разрешённых процессуальным законом - а иногда, если честно, и сверх того... Сотрудничество наше было плодотворным; подозреваемые начинали дрожать, стоило мне только войти в комнату, раскрываемость резко подскочила...
       Я шизею от твоей доброжелательности, довольно говорил мне Антон, ни на секунду не задумываясь о том, что не только преступников я вижу насквозь, стоит им сказать всего несколько слов, но и его, Антона, вижу, и вижу не менее отчётливо... Потому-то с ним и было просто. Он меня не боялся. Боялась его вторая жена, с которой, к счастью, мы были знакомы только шапочно - бледная худая женщина, говорящая на языке исключительно редкой в настоящее время группы "Ю-16"... Но зато дети у них замечательные, один в отца пошёл языком, другой - в мать... Нет, у них хорошая семья. И ещё дочь от первого брака, но о той я почти ничего не знаю.
       Мы перешли дорогу, опасливо сторонясь мокрых машин, обогнули серое двухэтажное здание прокуратуры, окна которого исходили приветливым казённым светом, и свернули в хилый скверик, в глубине которого и располагалось кафе.
       Внутри было тепло; я с облегчением стащила с себя ненавистную шапку и расстегнула пальто. Столик у немытого окна, украшенного неизменной трёхцветной гирляндой, был свободен. Я села за него, а Антон ушел за кофе для себя, чаем для меня и чебуреками для нас обоих.
       Кроме нас, в кафе было всего два человека. Одну из присутствующих, Алину, я узнала, хотя и с трудом; она сдержанно кивнула мне, я не ответила. Негромко играло радио - к счастью, станция, передающая классическую музыку - а значит, у меня есть шанс следующие полчаса провести с относительным комфортом. Абсолютный музыкальный слух в нашем мире доставляет его обладателю в основном неприятности...
       Вернулся Антон, сел напротив - и сразу жадно присосался к белой приземистой чашке. Я ждала. Столик тоже был белый - грязно белый, и снег снаружи был грязно-белый, и небо.
       - По-моему, ты чересчур разборчива, - сказал, наконец, Антон. - Кофе как кофе...
       Я пожала плечами и принялась меланхолично размешивать сахар в чашке. Чай тут неинтересный, зато крепкий и не из веника.
       - Алён, завтра суд над Пасюком...
       - Угу.
       - Знаешь, мы все тебе очень благодарны... Мы бы с ним ещё долго мучились...
       Я отхлебнула чай, обожглась и поставила чашку обратно, не отнимая ладоней от ёе гладких боков: погреться...
       - Да ладно... Ты же знаешь - с ними только начать... А дальше они и сами всё скажут.
       - Слишком велико искушение... - сказал Антон тихо, будто припоминая фразу из какого-то учебника. Я посмотрела на него с удивлением: обычно с такой лёгкостью он цитировал только УК... Антон хмыкнул и снова потянулся к своему кофе.
       - Да, - подтвердила я, отставляя в сторону чашку и принимаясь за чебурек - он тоже, между прочим, горячий. - Слишком велико искушение говорить на родном языке... И слышать родной язык в ответ. Аксиома...
       Чебурек оказался неожиданно вкусным - мясо такое сочное...
       Снаружи, кажется, опять пошел снег - сначала реденький и скучный. Здание прокуратуры подернулось легкой рябью, потом почти совсем пропало и виду, скрывшись в белой пушистой мгле...
       - Настоящая метель, - удовлетворенно произнес Антон. - Давай я тебя до троллейбуса буду провожать, чтобы ты не заблудилась...
       - Давай ты меня не будешь провожать, а проводишь и посадишь, - поправила я его машинально.
       - Что у тебя за привычка к словам цепляться... - сказал он почти весело.
       Я промолчала, конечно.
       - Гм... Подожди, я еще сейчас кофе возьму.
       Он ненадолго отлучился к стойке, а я отвернулась к снежной застекольной круговерти, когда Алина со своим импозантным спутником прошествовали мимо.
       - ...Алёна, ты новый УПК уже читала?
       - Угу.
       - Что... что скажешь?
       - Давай я лучше промолчу.
       Антон подумал и снял с себя шарф.
       - Да я, собственно, не про родной язык законодателя...
       - Да я, собственно, тоже, - усмехнулась я невесело.
       - Ты же понимаешь, что теперь наше сотрудничество в официальных рамках невозможно...
       - Угу.
       - Алёна, я человек прямой и откровенный...
       Я улыбнулась себя под нос - и Антон, конечно, улыбку заметил.
       - Скажи, мы можем рассчитывать на твою помощь и в дальнейшем? Нам бы очень не хотелось тебя терять. Все формальности я, естественно, возьму на себя...
       - Но теперь мне нужно будет разговаривать и тех, кто не хочет разговаривать даже со мной? - подсказала я.
       - Ну... в общем, да, - Антон пожал плечами.
       - Понятно.
       Мой чай совсем остыл. Морщась, я мелкими глоточками пила тепловатую жидкость, снова уставившись - нет, не в окно на этот раз, только на гирлянду. Чёрные проводочки, синие бутончики, жёлтые бутончики... А красные, оказывается, совсем не красные - а вовсе даже пурпурные...
       - Алёнка, большие дела грядут, тут без жёстких допросов никак нельзя, ты же понимаешь - а при тебе они даже запираться как следует не могут. Ты их... как устриц из раковин... Понятия не имею, как это у вас выходит, что вы им про одно вопрос, они вам про другое ответ, а вы потом третье в протокол писать... Аленка, я же сам видел, как у тебя это ловко получается! Я того маньяка тебе в жизни не забуду, он даже пикнуть не успел, как за решётку загремел!.. Аленка, ну ты меня слушаешь?!
       - Он не пикнуть... Он... кричал всё это время.
       Пурпурные лампочки. Чёрные проводки.
       - Но это же маньяк!
       - Угу.
       Чай наконец кончился. Я принялась медленно застегивать пальто. Пальцы слушались плохо.
       - Ну Алён, я не знаю... Так ты с нами - или?..
       - Извини, Антон, - сказала я, глядя ему в глаза - тёмно-серые, недоумевающие. - Приятно было работать вместе. Сегодняшний допрос, как я понимаю, отменяется?
       - Да... какой, к черту, допрос... Вам что, этот... этический кодекс ваш запрещает, что ли? Или вы, как в сказках, силу от такого потерять можете?
       - Нет у нас никакого этического кодекса, - сказала я устало, нагибаясь за уроненной перчаткой. - И не было никогда. Поменьше ненаучной фантастики читай. Ещё договоришься до того, что мы всем научным составом по ночам варим зелья из несчастных обывателей, чтобы таким образом подпитать угасающие сверхъестественные силы...
       - Ну я не знаю, Алён, - сказал он раздражённо. - Может, тогда хоть порекомендуешь кого из своих? Деньги, конечно, небольшие, но...
       - Нет, Антон. Извини... Не буду я тебе никого рекомендовать.
       - Значит, сам искать буду, - сказал он упрямо, обматываясь своим красивым шарфом - красным в белую и черную клетку. - И будь уверена, что найду.
       - Уверена, что найдёшь.
       Я встала; он встал тоже. На целую голову меня выше, а всё туда же - курить бросить не может...
       - Всё-таки нет? - спросил в последний раз, с надеждой.
       - Всё-таки нет.
       - Вот чёрт, - сказал он, отворачиваясь, со скрежетом отодвигая стул. - Вот чёрт, Ален, я тебя поздравить забыл... Это тебе от всех нас.
       Протянул небольшую красивую коробку с шоколадными конфетами. Я приняла, помедлив.
       - Мои любимые... - сказала я растроганно. - Что же ты раньше молчал, мы бы их под чай-кофе...
       - Я шоколада не ем, - деликатно сказал Антон.
       На выходе он придержал передо мной дверь. Снег бросился к нам радостно и немного суматошно.
       - Так я тебя до остановки... Угу?
       - Угу.
       Мы шли рядом. Я упорно смотрела под ноги, на то, как мои сапоги впечатываются в рыхлый снег - глубоко и четко.
       Здание прокуратуры. Потускневшие окна. Какой-то незнакомый мальчик курит у входа - Антон не обратил на него никакого внимания. Неумолимо приближалась остановка.
       - Алён, я ведь тебя ещё хотел попросить с моей Анфисой поговорить...
       - Да не стоит, наверное, - сказала я. - У вас и так всё нормально будет.
       - Но я в последнее время совсем не понимаю, чего она хочет...
       - А здесь медицина, в том числе колдовство и лингвистика бессильны, увы.
       Глупая, конечно, шутка получилась, но Антон пропустил её мимо ушей.
       - Ну ладно, а попросить помочь мне выбрать младшей моей подарок тебя можно? Если ты, скажем, послезавтра вечером не очень занята... Да? Тут твоя профессия ни при чём?
       - Совершенно ни при чём, - согласилась я. Совершенно ни при чём. - А почему ты к своей сестре не обратился?
       - Так я тебе больше доверяю, - удивился он.
       Мы подошли уже к самой остановке, встали под козырёк. Очень хотелось закурить, но я сдерживалась, чтобы не дразнить лишний раз Антона.
       - Так поможешь?
       - Ладно. Созвонимся.
       Наступило неловкое молчание. Антон несколько раз снимал и надевал свои кожаные перчатки, перечитал обрывки объявлений на чёрном столбе и оживился только, когда вдали показался мой автобус.
       - Вон идёт!
       - Ну, с наступающим, - сказала я.
       - С наступающим, - выдохнул он с облегчением.
       Автобус подкатил, с натугой распахнул двери... Уже войдя в салон, я обернулась к Антону, тоже зачем-то вышедшему из-под козырька и изрядно теперь припорошённому снегом.
       - Антон, а знаешь, что ты на самом деле имел в виду, когда сказал, что мне доверяешь?..
       Лицо его исказилось, он махнул на меня кожаной рукой:
       - Изыди, ведьма!
       Смеялась я, уже устраиваясь на освободившемся местечке возле водительской кабины. Коробку с конфетами пришлось держать в руках. Пассажиры смотрели на меня - как им казалось - понимающе.
       Естественно, к родному институту я в результате заявилась аж на два часа раньше срока - автобусы ходили безобразно быстро, я бы сказала - демонстративно игнорируя снегопад, разошедшийся сегодня не на шутку, и даже две пересадки отдалили меня во времени от прибытия на любимую проклятую работу весьма незначительно.
       Здесь движение бурное, поверху не перейдёшь, пожалуй; да и светофоры барахлят. Они наверное, дальтоники.
       Ступеньки подземного перехода были плотно забиты снегом. Я честно ухватилась на перила и принялась спускаться вниз со всей возможной осторожностью, но...
       Скользко!
       Уже падая, я успела свободной правой рукой уцепиться за чей-то рукав, но всё равно оказалась на ступеньках в сидячем и крайне несчастном по причине глобальной ушибленности состоянии - а рядом со мной тщетно пытался восстановить вертикальное положение обладатель рукава.
       Сейчас он меня убьёт, подумала я обреченно, оценив степень заляпанности чужих джинсов и тоже пытаясь встать. Ужасно мешало длинное пальто и тяжеленная сумка. Людской поток огибал нас быстро и раздражённо; многие недовольно оглядывались.
       - Простите, кажется, я вас толкнул...
       Меня? Толкнул?!!
       - Ничего-ничего, - пролепетала я на том же языке, с благодарностью хватаясь за предложенную руку и справляясь, наконец, со своей сумкой. - Вы извините, я вас почти уронила...
       Хотелось прибавить "я нечаянно" и "больше не буду", но я вовремя рассудила, что это уже совершенно лишнее.
       - "Почти" не считается, - сообщил он серьёзно. - Осторожно, здесь очень скользко. Держитесь за перила...
       Мы всё же спустились вниз - и я сразу юркнула в уголок между киоском с печатью и цветочным ларьком - почиститься. Чёртова сумка.
       - Всё в порядке?
       - Да, спасибо.
       Отошёл к киоску, что-то там изучает... И прекрасно. Нечего на посторонних растрепанных девушек почем зря глазеть. Ф-фу... Хорошо, снег ещё почти свежий, без химии этой городской... так. Вроде, всё в порядке.
       Цветы мне не нужны, а вот... А вот книжный киоск наконец-то открылся, интересно, что это они так долго скучали... Что у нас новенького? Ничего у нас новенького. Стоило закрываться. А, нет - вон, дамские романы какие-то... новая серия... Но такого у меня даже никто из знакомых не читает... Вот! Вот же! Как я могла сразу не заметить?.. "Янтарный замок", книга моего детства, неужели наконец догадались переиздать? Ну ясно, догадались, раз она тут стоит, что за мысли дурацкие... но вообще-то это я от радости, не ожидала уже... Сказка, может быть, даже наивная сказка - но ведь так когда-то хорошо легла на сердце! Причем она многим нравилась, я знаю, и девчонкам, и мальчишкам - мы все ею зачитывались, а потом...
       - Сколько-сколько?!
       - А почему так дорого? - ошарашенно спросила я, вполне разделяя недоумение покупателя, только что спросившего о цене - того самого человека, который поднимал меня со ступенек.
       - Потому что подарочное издание, - злобно ответила продавщица - красноглазая и белобрысая девица в жутком чёрном балахоне. Видимо, этот вопрос ей сегодня задавали не раз.
       Я жалобно посмотрела на книжку, так ярко сверкающую в витрине, посмотрела на собрата по несчастью, он посмотрел на меня - тоже жалобно, поверх очков в дорогой металлической оправе...
       "Янтарный замок"... Но такая цена... Но переиздание!
       Но цена...
       Я поудобней перехватила коробку с конфетами и пошла прочь от злополучного киоска. Не везёт мне сегодня, хоть плачь...
       - В центральном Доме Книги она дешевле будет, - сказали справа от меня ободряюще - правда, не очень уверенно.
       - Так то через месяц, а то и позже, - угрюмо отозвалась я.
       - А... Ах, вам для подарка?..
       - Да... Племяннику, к Новому Году.
       - А я себе хотел. Книга моего детства... Неожиданно.
       Вот и лестница. Я остановилась. Он остановился тоже.
       Навстречу нам двигался плотный людской поток. Бледно клубилось влажное небо между крышами кирпичных домов.
       - Но цена! - сказала я.
       - Но подарок, - отозвался он и вдруг улыбнулся. Улыбка была хорошая.
       - Да, - сказала я. - Новый год. Чудо. Надо себя побаловать...
       Конечно, книгу за это время никто не унёс. Продавщица снова глядела на меня злобно, но мне было уже всё равно: тяжёлая, восхитительно пахнущая свежей типографской краской книга уже лежала в моих руках, и иллюстрации были - те самые, из далёкого детства, никогда не могла запомнить имя художника - хорошие вы мои, цветные вы мои, мальчик, замок, вот они знакомятся, вот играют, вот Ясс, а вот сражение, а вот победа, и отчаяние, и друзья настоящие, а не выдуманные, но - те самые, из сна, из замка... О! И без послесловия обошлись, спасибо, милые, послесловие к тому, давнему изданию я до сих пор с содроганием вспоминаю, тоже своего рода шедевр...
       Ну да, сама знаю, как глупо улыбаюсь. А ты, дорогой мой попутчик - думаешь, лучше?..
       - Поздравляю с удачным приобретением, - сказал он, пряча книгу в сумку. Стёкла его очков немного запотели - наверное, от радости...
       - Вас также, - ответила я искренне.
       Он снял очки и начал неторопливо протирать стёкла мягкой замшевой тряпочкой.
       - Я, собственно...
       Надеюсь, что когда попутчик снова поднял глаза, меня он уже не увидел - людской поток сам вознёс меня под серое небо, я только чуть-чуть ему помогла...
       От остановки до института - две минуты ходьбы, если дворники не поленятся и изничтожат лёд на дорожках; сегодня я добиралась до парадного входа значительно дольше, в конце концов махнув на всё рукой и сойдя с узкой тропки в пушистый снег, сразу чуть не по колено...
       Воронам можно, а мне нельзя?!
       С тугой дверной пружиной я справилась почти сразу, очень этому удивилась, но когда из полумрака на меня выпрыгнул Нильс с вот такими глазами и шапкой в руках, всё объяснилось.
       - Алёнка! - обрадовался он, пропуская меня внутрь и одновременно пытаясь застегнуть куртку. - А я за электрогирляндой прогнался, пойдем со мной?
       - А старую куда дели? - удивилась я.
       - Потеряли; не знаю; надоела; я всем мешаю, - предположил он, выскакивая наружу. Кажется, снова начинался снегопад.
       Я засмеялась:
       - Тогда уж пойду тебя позаменяю...
       Лифт, конечно, не работал. Я немного потопталась перед ним, соображая, хочу ли я идти на шестой этаж пешком, не поняла и на всякий случай пошла проверить лифт в противоположном конце вестибюля, хотя тот на моей памяти не действовал вообще никогда... Так и есть. Не работает.
       - Алён, ты Нильса не видела?
       - И как нужно ответить, чтобы ты его по возвращении не убил?
       - А я и не собираюсь, - удивился Игорь, подходя ближе и тоже зачем-то трогая кнопку вызова. - Это развлечение я на вечер оставлю.
       - Есть за что?
       - А как же! - ухмыльнулся Игорь. При его усах только так и ухмыляться. - Хочешь, расскажу?
       - Не-а. Если, конечно, это не он лифт сломал...
       - Нет, лифт сам сегодня застревать научился. Пошли пешком.
       Лестницы у нас узкие, потолки высокие, лампы тусклые... Мне положительно не хватало рук; я покосилась на коллегу - нельзя ли спихнуть на него хотя бы коробку с конфетами с последующим зазыванием на чашечку кофе, но Игорь и без того страстно прижимал к полосатой груди серые картонные папки, одна толще другой...
       - С меня шоколадка, - внезапно и невпопад сообщил Игорь.
       - Какая? - не поняла я.
       - Которая за снегопад. Ты не думай, я всё помню...
       Ах шоколадка!
       - Слушай, тогда лучше мандарин... И приходи ко мне с Бьянкой кофе пить.
       - Кстати о Бьянке, - оживился он. - Вот в этой папочке...
       Его вдохновенной речи хватило ровно на два с половиной этажа; идти пришлось медленнее, потому что Игорь скоро запыхался, а я подвернула каблук, испугалась, что снова упаду и стала внимательнее смотреть под ноги. Примерно с половиной игоревских выводов я была не согласна - но, к счастью, в этом здании мы все говорим на одном языке, искусственном, но удобном; по крайней мере, поспорить с несносным усачом мы сможем квалифицированно...
       - Ну, что ты думаешь? - закончил Игорь. - Только не вздумай сразу сказать, что всё ерунда!
       - Ну почему же... - сказала я раздумчиво. - Кое в чём ты абсолютно прав...
       - Да? - изумился он, даже чуть-чуть притормозил. - И в чём же?
       - В том, что лифта дожидаться не стоило, - ответила я, кивая в сторону лифта, по рыбьи открывавшего и закрывавшего лязгающие двери.
       - Какая ты Алёна вредная, нехорошая, - с выражением произнес Игорь. Глаза смеялись.
       - Зато натуральная блондинка, - согласилась я.
       Открыв дверь в свою комнату, я сразу спрятала конфеты и книжку в сейф, к банке растворимого кофе и какой-то монографии - Самантиной, вестимо... Повесила пальто на вешалку, шапку после некоторых раздумий ляпнула на батарею - сохнуть, и настежь распахнула форточку, радуясь, что Саманты сегодня нет и не будет, а значит, никто не станет уговаривать меня а) бросить курить, б) закрыть окно, прекратить сквозняк и не простужать её, Саманту...
       Сигареты! Достать из кармана пальто, положить на подоконник. Коробка из-под монпасье сойдёт за пепельницу.
       В комнату пополз острый запах свежевыпавшего снега, городские приглушенные звуки, вялое карканье далёких ворон...
       У стекла лежал слой снега толщиной в ладонь. Скоро начнёт смеркаться...
       Ну и хорошо. Мне всегда хорошо работалось в сумерках. И болелось тоже...
       Разбор бумаг, оставшихся после Саманты, занял ровно два часа. Даже смешно. Она всегда такая аккуратистка была... До последнего держалась. Всё-то у неё пронумеровано, сложено, рассортировано - кроме последних четырёх папок, с которыми мне, собственно, и пришлось возиться большую часть этого времени. Какая-то монография с благополучно утерянным титульным листом, много-много черновиков - да, Саманта, почерк у тебя даже хуже, чем мой - несколько красивых рецензий, какая-то квитанция с фиолетовым расплывшимся штампом, и фотография - тусклая, безыскусная, немного не в фокусе... Ну естественно, что не в фокусе, это же Нильс снимал - но зато мы там все на себя похожи. И чуть-чуть на друга. Это с позапрошлого празднования Нового Года. Прямо здесь, в институте, и отмечали... У меня тут замечательно хитрый вид, Саманта оживленная и немножко тревожная, Дед импозантен, как всегда - вот только весь в конфетти; Игорь ухмыляется, у Бьянки лицо обиженное и вследствие этого слегка перекошенное, Валерий любуется отобранным у меня бокалом шампанского, а Вика - просто красавица, тут и говорить нечего... А вот чьё это плечо, я не знаю. Очень подозрительное плечо...
       Наверное, я довольно долго улыбалась над этой фотографией - и, что гораздо хуже, утратила всякое чувство реальности, потому что когда на моём столе всхрапнул телефон, я подпрыгнула на стуле так, что чуть было с него не свалилась - но телефон уже молчал. Очень загадочно молчал.
       Они что с моим будильником - сговорились, что ли?..
       Фотографию я в результате определила на стенку - рядом с шикарной репродукцией вида какого-то северного острова. Море, скалы, холодное небо, тёмный лес... Саманта всегда говорила, что её уже от одного вида этого безобразия озноб пробирает, но я делала вид, что ничего не замечаю. Мне этот остров нравится. Там меня точно никто по телефону ловить не будет...
       ...Ну ладно, Саманта, уговорила. Рядом со сканами надписей из гробниц оч-чень древних правителей оч-чень далёких стран ты же не откажешься висеть, правда?.. Ну и хорошо. А программку из-под "Совсем другой колдуньи" я повыше переклею. Ну и отлично. Ну и хорошо...
       Снова зазвонил телефон - но на этот раз я была настороже.
       Ну до чего же противный звонок...
       Один. Другой. Третий...
       И не надоедает же кое-кому. Вот отключу однажды нафиг и скажу потом, что так и было. Вот.
       Шестой. Седьмой...
       Я не выдержала, сцапала с подоконника сигареты и нервно закурила, стоя над телефоном, как над умирающим лучшим врагом.
       ...Десятый. Одиннадцатый!
       Я приподняла трубку - и тут же опустила её обратно на рычаг. Только попробуйте перезвонить...
       Дверь распахнулась, в комнату влетел Нильс со своей зелёной шапкой наперевес, воззрился на меня с нескрываемым изумлением.
       - Алёна, ты чего трубку не берёшь, если ты тут?
       - Разве? - удивилась я, сбрасывая пепел в импровизированную пепельницу.
       - Ага, - сказал он. - Понял.
       - Гирлянду купил?
       Нильс радостно кивнул, примащиваясь на краешке стола Саманты - давно уже усвоил, что от своего рабочего места я всех гоняю безжалостно...
       - Даже две, - сказал Нильс, пытаясь пригладить торчащие во все стороны ярко-рыжие патлы.
       - Они даже горят? - усомнилась я.
       - А как же! - отозвался Нильс, украдкой посмотревшись в оконное стекло. - Я всё проверил... Их, наверное, уже на ёлку приверчивают... Пошли, ты помогать будешь?
       - Неохота, - сказала я. - А что у тебя в Универе?
       Он посмотрел на меня с обидой..
       - Ален, ты прям как моя мама. Ты ещё спроси, как я сессию собираюсь сдавать...
       - С особой жестокостью, - предположила я.
       Нильс немного подумал и взвыл фальшивым трагическим тоном:
       - Они меня там не ценя-а-ат! Я им... А они мне... А я им... Алёна, - сказал он вдруг нормальным голосом, - а я тебе в библиотеке "Кошкодава" откопал.
       Следует поощрить.
       - Умница.
       - Хочу кофе, - мгновенно сориентировался он.
       - Банка в сейфе, - сказала я.
       Уже через пять минут мы с вундеркиндом попивали кофеек, распечатав, между прочим, и новую коробку с конфетами. Нильс пытался что-то проныть касательно бутербродиков с колбасочкой, я предложила ему сходить за ними в буфет, и Нильс взял еще одну конфету. Сладкое от горя не помогает. Его девушка бросила всего неделю назад. На Вику чем-то похожа. Тоже мне, оригинальные грабли...
       - А без Саманты тут как-то не так, - заметил он в конце концов.
       - Тут вообще как-то не так, - не согласилась я.
       Нильс задумчиво поколотил ложечкой о чашку, вытащил ее, облизал и бросил обратно.
       - А что, - сказал он, - она совсем теперь писать не будет?
       - Насколько я знаю, нет, - сказала я. - Устав их ордена запрещает... Да она и сама не станет.
       - А где их монастырь?
       - Какая разница. Далеко.
       Я взяла ещё одну сигарету. Зажигалочный огонек никак не хотел выщёлкиваться.
       Нильс печально посмотрел на меня - и неожиданно заявил очень бодро:
       - Тебе курить вредно, положи сигарету немедленно сейчас же.
       Я усмехнулась и задавила её в пепельнице. Взглянула на Нильса - тот заёрзал:
       - Ну и что ты на меня такими глазами смотришь?
       - Ничего, - сказала я. - Кого-то ты мне напоминаешь...
       Нильс встал, одёрнул свитер, с достоинством мне кивнул - и ушёл, из-за двери крикнув ещё раз, что все меня у ёлки ждут, чтобы её наряжать, например...
       Я посмотрела в окно - кажется, там уже начинало смеркаться - и закурила снова. Горький дым. И кофе не очень... А вот что Нильс "Кошкодава" нашёл - это хорошо. Книга не в моём вкусе, но... Зло автор пошутил, конечно. Признанный мастер детективной интриги, прекрасный психолог, переводчик-самоучка...
       Стандартная завязка, стандартное развитие - в рамках его таланта, конечно... Повествование от лица второстепенного персонажа, глуповатого - некоторые говорят, наивного - подростка, герой, героиня, таинственный дом, загадки и намёки, ничего ещё непонятно, только-только что-то трепетать начинает, атмосфера накаляется, мурашки стадами бегают по коже... И глупенького подростка убивают. Он не знает, кто его убил. Он вообще ничего не знает, он рассказчик, он - глаза читателя, глаза подслеповатые и порой невнимательные, и его - убивают...
       Обрыв посреди строки. И триста белых, абсолютно чистых страниц - до конца книги, до алой ламинированной обложки. Триста пустых страниц.
       Я не знаю ни одного человека, который в первое мгновение не испытал бы ярости и раздражения из-за этого недотёпы, по глупости которого он, читатель, никогда не узнает, чем закончилась книга... Некоторые, правда, потом испытывали что-то вроде приступа стыда - но всё равно как-то неубедительно, потому что "Кошкодав" обещал быть шедевром...
       Я не уверена, что он всё же является им. Нет. Злая шутка злого автора. Если бы он не написал её по причине собственной смерти - инфаркт какой-нибудь, или даже если бы его самого пристрелили прямо за рабочим столом - шок был бы менее велик. Такое бы поняли. Такое бы простили... Впрочем, писатель этот после скандального успеха "Кошкодава" написал ещё пару вещей - качественных, но отнюдь не блестящих - отхватил какую-то второстепенную премию за вклад в развитие жанра, а потом и вовсе ушёл из писательства.
       Кое-кто пытался искать в "Кошкодаве" великий сакральный смысл; кое-кто утверждал, что повествование закончено, а кто не понимает - тот дурак, а кто понимает - вот таблицы и графики; кто-то пустил гулять по свету не лишённый изящества апокриф, что-де в какой-то там мизерной части тиража белые страницы не совсем белые, а с какими-то разрозненными фразами и словами...
       В общем, развлекался кто как умел. Спасибо, Нильс. Я теперь тоже развлекусь...
       Снова зазвонил телефон. Поколебавшись, я сняла трубку.
       - Слушаю.
       - Алён, это ты?.. Привет!
       - Привет, Ахмед, - сказала я.
       - Как жизнь?
       - Прекрасно, - ответила я, собирая раскиданные по столу шуршащие обёртки в одну кучу и выбрасывая всё сразу в корзину для бумаг.
       - Хочешь в кино?
       Я задумалась.
       - А на что?
       - На "Совсем другую колдунью", - гордо ответил Ахмед.
       - Её что, экранизировали? - ужаснулась я.
       - Алёна... - укоризненно произнес Ахмед. - Ты издеваешься, что ли?
       - Нет, - сказала я. - Конечно, нет. А кто ещё идёт?
       - Юрка и Сандра. Ты её, наверное, не помнишь...
       - Почему же, - сказала я задумчиво, - очень даже помню...
       Ахмед молчал в трубку. Очень хорошо слышно было, о чем он думал. "Алёна, ну будь другом, может, она хоть так приревнует, нет ведь в этом Юре ничего... А, Алёна?" Ни фига, дорогой Ахмед. Во-первых, не приревнует, во-вторых, у вас всё равно шансов нет. Вам с ней друг друга понимать всегда с точностью до наоборот... Хотя посмотреть на то, что гады-киношники сделали с "Колдуньей", конечно, любопытно.
       - Ну так как? - не выдержал Ахмед.
       - А когда?
       - В понедельник... Сейчас скажу точно...
       Он чем-то зашуршал в трубку, потом назвал место и время - какой-то новый кинотеатр, я там ни разу не была...
       - Алён? Ты меня слышишь?
       Ну не могу ж я ему так прямо и сказать, что у Валерки доклад, а я обещалась быть в качестве группы моральной поддержки! Таких вещей Ахмед, к сожалению, не понимает...
       - Ахмед, я в понедельник не могу.
       Молчание.
       - Никак?
       - Никак.
       - А я им уже сказал, что переводчицу с собой приведу.
       Хо! Тогда мне тем более не стоит идти. Надо же, придумал шантаж!
       - Ахмед, ну не могу... Ты знаешь что - позвони Ёлке, она киноманка известная, будет тебе по гроб жизни благодарна... Ага?
       Снова молчание. Потом Ахмед спросил неуверенно:
       - Ты думаешь, она согласится?
       - Я в этом уверена.
       Ей Ахмед всегда нравился. Кроме того, у меня появляется шанс узнать о ленте из источника, заслуживающего доверия. Я с Ёлкой давно общаюсь, она ко мне уже привыкла - а субтитры к некоторым фильмом мы вообще хором ругать можем...
       - Ну ладно, - с сомнением сказал Ахмед. - С наступающим...
       - Вас всех также, - сказала я с облегчением. - Сандре привет.
       Отбой.
       Я помыла чашки, вернулась к себе в комнату, покосилась на темнеющее небо и далёкие городские огни над заснеженными кронами деревьев - но шторы задергивать не стала. Саманта всегда говорила: "Совершенно не понимаю, как ты вообще можешь работать, когда с улицы всё видно..." Ну, вот так, могу. Должна же у меня хоть изредка быть возможность слегка побездельничать и поглазеть в окно... Кроме того, не нравится мне цвет у этих штор. Редкостно неприятный, по-моему...
       Мы однажды с Радомиром поспорили, какого они цвета. Спорили долго. Устали. Стало ясно, что наш универсальный язык, на котором мы все говорим в пределах этого здания, нужного слова образовать не позволяет. Пошли искать образцы, нашли два... Моника сказала, что мы оба сумасшедшие - пришлось накапать ей валерьянки... Правда, она всё равно потом из переводчиков ушла. Говорят, работает теперь в какой-то частной семейной консультации... С ума сойти. Это даже хуже, чем в монастырь...
       Снова зазвонил телефон. Я выждала пару звонков и сняла трубку. Нельзя же тянуть до бесконечности...
       - Слушаю вас.
       Глубокий мужской голос, одновременно укоризненный и приветливый:
       - Алёна, до вас очень трудно дозвониться.
       - Вы полагаете, это случайность?
       - Во всяком случае я рад, что слышу вас.
       - Не могу ответить тем же.
       Голос рассмеялся.
       - Алёна, ну не будьте же такой злюкой! Вспомните, наше сотрудничество начиналось весьма приятно.
       - Сотрудничества не было, Карл. Кто-то ввёл вас в заблуждение. Подсказать, кто?
       - Наш человек видел вас сегодня, Алена. У вас затруднения? Мы можем вам помочь, не сомневайтесь - стоит вам только попросить...
       - Я тоже видела вашего человека, Карл, и затруднений у меня нет. Никаких.
       Короткая пауза.
       - Вы ведь не очень счастливы в этой жизни, Алёна.
       - Как и любой человек.
       - Мы можем исполнить ваше заветное желание. Пусть это станет новогодним подарком... Вы... слышите меня, Алёна?
       - Да, - сказала я. - Мне очень интересно послушать, каким образом вы собираетесь изменить мир.
       Карл засмеялся, и смех его тоже был красивым - глубоким и очень тёплым.
       - Нет, что вы, - сказал он наконец. - Другое. Мы можем подарить вам маленький симпатичный островок в северных морях. Такой, о каком вы всегда мечтали. У вас же висит над рабочим местом фотография, так?.. Ну так этот островок ещё лучше... И там никого, кроме вас, не будет. Море, небо, скалы, маленький домик со всеми удобствами... и вы. Как вам всегда и хотелось. Мечта любого переводчика, верно?
       - Почти, - сказала я. - Почти... Ну и что же - вы мне его навсегда подарите?
       - Право владения будет пожизненным, - сказал Карл с укором в голосе. - Вам же всё равно некому его завещать...
       - Допустим, - согласилась я. - Меня только одна маленькая деталь беспокоит: неужели и от вашего общества я там буду избавлена?
       - Ну разумеется, - оскорбленным голосом сказал Карл.
       - Позвольте усомниться.
       - Ну почему же, разве хоть раз мы давали повод усомниться в нашей честности и искренней заинтересованности в сотрудничестве?
       - Аппетит приходит во время еды, - банально ответила я. - И что-то мне не очень верится, что вы ограничитесь одной акцией...
       Карл ответил не сразу.
       - Вам очень к лицу этот свитер, - сказал он. - Это мохер?
       - Мохер, - ответила я, распрямляясь и оборачиваясь лицом к окну.
       Какая темень...
       - А ваша сестра тоже любит мохер?
       - Дорогой Карл, - сказала я проникновенно. - Вы, конечно же, слушаете радио. И телевизор смотрите. И в театр ходите. И газетки читаете, и журнальчики. Вы уверены, что у вас хватит духу отказаться от всего этого только из опасения, что где-нибудь промелькнет пара слов, предназначенных для вас индивидуально? Внезапный инфаркт, инсульт, паралич - ну, по вашему выбору... Слова для вас я составила ещё в первый день нашего знакомства. Для Алины и Базиля тоже, если вас это интересует. Не облегчайте работу вашим соперникам. В противном случае это мне придётся дарить вам маленький северный остров, где никого, кроме вас, не будет...
       Долгая пауза.
       - Алёна, вы совершенно неправильно меня поняли, - сказал Карл наконец. Только теперь в его голосе пробилась злость. - Мы...
       - Карл, вам меня хорошо видно? - перебила я его.
       - Да.
       - И слышно?
       - И слышно.
       - Ну так идите вы в...
       Удивляюсь даже, как выговорила. Нильс бы мной гордился...
       Пауза... щелчок и длинные гудки.
       Я добралась до выключателя и вырубила в комнате свет. Села на краешек стола, комкая в руке хрустящую фольгу от конфеты. Меня трясло.
       Дрянь. Вот дрянь. Никогда больше не буду писать диссертаций на такие темы...
       Я чувствовала, что меня начинает разбирать нервный смех - и сбежала от греха подальше вниз, наряжать эту несчастную ёлку этими несчастными игрушками. Там никто не удивится. Там все такие...
       В холле возле ёлки меня встретили сдержанными возгласами - в общем, даже радостными, хотя Дед, конечно, не преминул заметить:
       - Вот и тунеядка наша пришла!..
       Можно подумать, что именно издевательство над елкой составляет мои прямые служебные обязанности,а всё остальное - так, неважно, за такое даже зарплату можно давать через раз... Хотя Дед вообще любит вещать на подобные абстрактные темы. Однажды устроил всему нашему отделу грандиозный разнос - уже не скажу точно, за что, помню только, как гремел: "Коллектив! Ответственность! Наша миссия! Не наша миссия! Потомки! Предки!.." и так на полчаса. Я слушала с большим интересом и порывалась записывать наиболее любопытные выражения - но Валерий, зараза, в конце концов отобрал у меня блокнот и потом под общий хохот зачитывал избранные цитаты в местах скопления сотрудников. Дело кончилось тем, что Дед потребовал себе машинописную копию его речуги.
       Он у нас вообще славный. Дед. Борода дыбом, очки сверкают, костюм от портного, колючая серебряная мишура на шее...
       Конечно, собственно к ёлке меня уже не подпустили, прогнали вешать гирлянду - но после того, как я доходчиво объяснила, что боюсь высоты и в подтверждение своих слов немножко расшатала сложную конструкцию из столов и стульев, без которой на нужную высоту не дотянуться - от меня отстали, аккуратно сняли со стула и отправили вырезать из салфеток снежинки на окна.
       Это пожалуйста...
       А ёлка была очень красивая - даже сейчас, в полунаряженном виде. Высокая, тёмная, пушистая - и пахла так, как будто издевалась! До Нового Года ещё шесть дней, а она так бессовестно пахнет!..
       Уже поблескивали округлыми стеклянными боками игрушки, которые мы частично понатаскали из дома, частично купили на общественные деньги, и сверкучая мишура знобко спускалась с ветки на ветку, и Роберт с четвёртого этажа уговаривал новенькую пепельноволосую девочку, что дождик нужно вешать в последнюю очередь - а та только смеялась в ответ и разводила руками, уже запутанными в прошлогоднем потускневшем дождике...
       Снежинки у меня получались - загляденье. Как-то я обмолвилась Софье, чем мы занимаемся всем коллективом в предновогодние дни - она только головой покачала. А как я ей объясню, что у нас вза-и-мо-по-ни-ма-ни-е на почве ненавистного искусственного языка, на котором мучительно говорить больше четырех-пяти часов подряд?.. Вот то-то же. И Новый Год, наверное, опять будем все вместе встречать. А потом разбегаться каждый в свой угол, чтобы не видеть утренних лиц, когда уже нет сил говорить...
       Раздался отчаянный звон, несколько голосов хором чертыхнулись - а Нильс бодрой рысью промчался мимо меня и исчез в тёмном коридоре.
       - Разбили? - крикнула я весело.
       - И не надейся, - отозвался один возмущенный голос.
       Я хмыкнула и вернулась к своим снежинкам, становящимся все причудливей и затейливей. Ровный белый свет заливал холл. Тускло блестел пол, выложенный темно-серыми и бордовыми плитками. Люди сновали по залу взад и вперед, и всё вокруг сверкало и переливалось, игрушки, мишура, очки Деда, ножницы у меня в руках... Смех был повсюду. Шуршали газеты. Пахло хвоей и мандаринами.
       Темнота была за окнами и сквозняком тянуло мне в спину.
       Пепельноволосая девочка водрузила на стол рядом со мной небольшую картонную коробку, споро разрезала скотч и азартно зашуршала сначала газетами, а потом - целым ворохом яркой разноцветной мишуры, вытягивая из коробки всё новые нити и что-то бормоча при этом себе под нос...
       Я невольно прислушалась - незнакомка говорила с воображаемым собеседником, приговаривая время от времени: "А вот это тебе нравится? А вот это? Вот здорово, давай к нам домой тоже такие купим... А какая у нас будет ёлка? Я не хочу искусственную, а ты? Вот здорово!" Ну и так далее. Ничего интересного. Через это все переводчики проходят на определенном этапе. Шок нужно пережить. У кого-то это быстрее происходит, у кого-то медленней... Ничего страшного, решительно ничего. Идеальный собеседник - он на то и идеальный собеседник, что только мечта и ничего больше. Зато какая мечта... Спроси меня тогда кто-нибудь, кто такой Собеседник - ответила бы не колеблясь: чудо. Ты прозрачен перед ним, он беззащитен перед тобой. Чудо...
       ...Впрочем, я и сейчас так скажу. Если кто-нибудь спросит.
       А вообще - я счастливая. Лично знаю целых четыре случая, когда человек находил своего близнеца. О встрече живого Собеседника только слышала - правда, из вторых рук... Саманта в своё время умоляла подарить ей этот материал для диссертации - я отдала, конечно. Всё равно этой темой заниматься не буду.
       Девушка перехватила мой рассеянный взгляд и покраснела.
       - Какие красивые снежинки, - сказала она дрожащим голосом.
       - Да, - согласилась я гордо. - А ты...
       - Дженнифер, - сказала она торопливо. - Можно Женя. А тебя я знаю, мне Нильс про тебя рассказывал.
       - Вот как?
       - Да, а ещё...
       Ее кто-то позвал - и она, извинившись и ещё раз покраснев, убежала куда-то в противоположный конец холла. Я подумала, отложила ножницы и тоже пошла посмотреть, в чём дело.
       Ах вот оно что! Валерий притащил гитару и теперь явно собирается петь... Чудесно, чудесно.
       Мы рассыпались вокруг него; кто-то сел на стул, кто-то - на пол, на подстеленную газету, на раздавленную коробку... Нильс опасливо прятался за елкой, периодически выглядывая из-за мохнатых веток и с испугом косясь в сторону Деда; я прислонилась к стенке, а Игорь и Бьянка, обнявшись, сидели у моих ног.
       - Что? - традиционно спросил Валера, поднимая от гитары голову и прищуриваясь близоруко и беспомощно.
       - Любимую! - дружно ответили несколько голосов, и Валера, улыбнувшись, запел, тихонько перебирая струны:
      
       Пел он негромко и печально, отчётливо выговаривая слова и глядя сквозь своих слушателей; все молчали, хотя и знали песню наизусть. Может быть, со второго куплета кто-нибудь подхватит... Нет, все молчат, слушают. Мерцает клок "дождика" на полу...
       ...Какая длинная песня. Я не слышала её с прошлого года. Я успела забыть, какая она длинная. Я успела забыть, какой красивый голос у Валерия - он редко поет... Какая невыносимо длинная песня.
       Невыносимо...
       Я тихонько отступила из круга слушателей; никто не заметил. Пойду на крышу. Покурю там. Просто покурю. Наверное, снег идет. Город красивый...
       Валерий же тихо поёт - почему его и тут так хорошо слышно?..
       И кроме снега, никого не слышу. И кроме снега, никого не слышу...
       Я забрала из своей комнаты пальто, набросила на плечи, сунула в карман пачку с сигаретами.
       На крышу. Скорей на крышу. Я за-ды-ха-юсь...
       ...Никого нет. Как хорошо...
       Я смахнула со скамейки снег и села, осторожно подогнув полу пальто. Закурила.
       Небо, в городе обычно грязно-розоватое из-за света многочисленных огней, теперь было густо-синее, плотное, живое - и снег летел с него нескончаемо и невесомо - и я, запрокинув голову, летела сквозь снег...
       Сигарета сама выпала из онемевших пальцев. Холода я не чувствовала. Огни города были далеко внизу, и снежинки не ловили их отблесков.
       - Алёна?.. Алёна, ну ты что... Алёна же!
       - Ну чего ты кричишь, - сказала я недовольно. - Ну чего ты кричишь, как будто меня тут десять штук...
       Вика плюхнулась рядом, сразу подтянув выше ворот и ткнувшись покрасневшим носом в белый пушистый шарф.
       - Я загадала, - сказала она сдавленным голосом, - что если снег будет идти до утра, у нас всё будет хорошо.
       Снежинки застревали у неё в ресницах. Воздушным покровом окутывали тёмные волосы, рассыпанные по плечам и спине.
       - Мы с Яном решили пожениться, - сказала она. - И плевать на всё остальное. И на Игоря с Бьянкой и их суррогатами. Он моряк. Я редко буду его видеть. И мы будем побольше молчать. А потом я рожу ему детей. Девочку и мальчика. И уйду в домохозяйки. Или шпионы. Это не имеет значения. Никакого. Мы всё равно поженимся.
       - Вот дурные, - сказала я с выражением. - Вот дурные...
       Вика порывисто обернулась и бросилась мне на шею.
       - Спасибо, Алёнка, - бормотала она, то ли смеясь, то ли плача. - Спасибо... Я знала, что ты поймёшь... Что не осудишь...
       - Дурные, дурные, - говорила я, глядя её по волосам. - и ты, и твой Ян...
       Потом пришлось выдать ей носовой платок - бумажный. Вика высморкалась, скомкала его и бросила под скамейку.
       - У меня тушь не потекла? - спросила она деловито.
       - Нет. Классная у тебя тушь.
       - Как я ребятам скажу - не знаю, - покачала она головой. - Особенно Нильсу...
       Я промолчала.
       - Очень Саманту жалко, - сказала Вика. - Просто очень. Ты знаешь, мы с ней не особенно ладили, но такого я... даже врагу не пожелаю. Так разминуться с Собеседником... Нет, никому не пожелаю. Сгинь-пропади-рассыпься. Чепуха какая. И ты о ней больше никогда не слышала?
       - Нет, - сказала я. - Ничего. На свадьбу позовешь?
       - Конечно, - обиделась она. - В свидетели позову...
       - Как бы не в защитники, - пробормотала я.
       - Ага, замётано, - улыбнулась Вика.
       Как я тобой горжусь, Вика. Знала бы ты, как я тобой горжусь...
       Я ещё раз зашла к себе, взяла сумку - ага, теперь в неё "Янтарный замок" даже запихнуть можно - взяла шапку - конфеты оставила - ничего не забыла?..
       Вроде нет...
       Древние надписи улыбались мне со стены.
      
       Привет, Алёна. Я скучал... Я ждал тебя и не дождался. Я ждал тебя четыре тысячи лет назад - а ты всё не шла. И я теперь ушёл, и ты не дождёшься меня, и никогда не узнаешь - как я ждал... С наступающим, Алена?
      
       - С наступающим, Собеседник, - сказала я, попытавшись улыбнуться. - Не скучай особенно, в понедельник вернусь...
       Выключила свет и закрыла за собой дверь на ключ.
       Валерий всё ещё пел - что-то ужасно романтическое и ужасно смешное, судя по реакции аудитории. Закончил, попросил отдохнуть и промочить чем-нибудь горло - петь придётся ещё долго...
       Кто-то в зелёной уродливой маске возник передо мной - в полумраке коридора весьма реалистичный.
       - Угу-у-у-ху-у-ху-у!!!
       - Детский сад, - сказала я. - Ясельная группа. И в конце концов, где мой мандарин?! Опять все без меня съели?!
       Смущённый Игорь стянул маску.
       - На, - сказал он. - Я все помню... Я тебя искал.
       - Все меня искали, - ответила я сварливо, пряча оранжевый мягкий фрукт в карман. - Спасибо. По-моему, вы Валерия совсем замучили.
       - Вовсе нет, - сказал Игорь, ухмыльнувшись. - Пока про волчонка не споёт, никуда не отпустим...
       К нам подошла Бьянка - в ослепительно-белом брючном костюме.
       - Алёнка, убегаешь?
       - Да, - сказала я, - пора уж...
       - Подожди, сейчас Валера про волка будет петь...
       Они всё-таки затащили меня обратно в холл, и Валера пел, как и было обещано - про наглого и глупого волчонка, и все покатывались со смеху, хотя слышали песню далеко не в первый раз. Невозможно было не улыбнуться, когда Валерий выводил тоненьким голосом, нарочно чуть-чуть фальшивя:
       Так сладко и мечтательно получалось у него это, так трогательно и щекотно, что хотелось немедленно встать на четвереньки и подвыть это долгое "у-у-у", может, тогда легче станет?.. А Валерий пел дальше, хмурил светлые брови, сердито и обиженно звучали слова песни:
      
      
       Нильс сидел красный, тихонько трясся от смеха, из зажмуренных глаз у него текли слёзы - а Валерий продолжал неумолимо и торжественно, фальшивя уже от души и почти выкрикивая в тёплый хвойный воздух:
      
      
       Я давно так не смеялась. Пепельноволосая девочка - Дженнифер, да - рыдала у меня на плече...
       Валерий в последний раз ударил по струнам, обвёл всех победным взглядом - и вдруг закашлялся жестоко и надсадно. Вокруг него образовалась суета, и под шумок я ускользнула.
       Воздух был влажный и тёмный. Снег, плотно укрывший сквер, чуть светился в темноте; тонике силуэты деревьев резко выделялись на его фоне, и заснеженные их ветви устало парили в вечернем городском небе. Фонари горели ясно; снежинки разноцветно вспыхивали, пролетая мимо, искристо переливались, оседая на спинке и сидении старой сломанной скамейки.
       Рядом с ней, под фонарем, стоял человек - тот самый, утренний. Я его узнала. Стоял и читал какую-то газету. Стоял вполоборота ко мне и безжалостно читал газету, размокающую на глазах.
       Я прислонилась спиной к колонне и стала ждать. У меня было около получаса свободного времени; раньше дома появляться смысла нет, Софья придёт только в половине восьмого - да, торопиться некуда... Разве что за хлебом зайти... Не, лень. Позавчерашний доем, ничего со мной не случится. Ну, провожатый? Сам-то ещё не замёрз? Я вот замёрзла...
       Где-то за деревьями неслись машины - быстро и невесомо. Далеко отсюда.
       Он обернулся - сначала мельком, потом, узнав меня, неуверенно улыбнулся и сделал шаг навстречу, сворачивая газету и засовывая её в карман. Карман жалко.
       Я осталась стоять на месте, только наклонила вбок голову. Ну, интересно...И что дальше?
       Запнулся. Встал. Я знаю, я в тени. Мое лицо плохо видно...
       Стоит. Уже не улыбается.
       - Который час? - спросила я.
       Ему полегчало. Выбросил в сторону руку и уставился на блеснувший в свете фонаря циферблат:
       - Семь минут седьмого.
       Спешат часики.
       - Вы никуда не опаздываете?
       - Нет, - удивился. - Сегодня пятница.
       Пауза. Бесшумно падает снег. Выйду из-под крыши - буду как Снегурочка.
       - А вы... опаздываете?
       - Вы знаете, что это за учреждение? - спросила я, отделяясь от колонны. Ноги скользили. Не догадался бы руку подать...
       - Знаю, - сказал он - и тщательно выговорил наше официальное наименование.
       - Почти, - сказала я. - Кое-кто считает, что тут живут ведьмы. Работают.
       - Я слышал, - сказал он с облегчением, пристраиваясь рядом. Следил за мной искоса, будто считал про себя, на каком шаге я упаду. - А...
       - А я тут работаю. Хотите, удостоверение покажу?..
       Не покажу, конечно. Оно на самом дне сумки, не вытряхивать же все на снег...
       - Нет, - сказал он. - Верю на слово.
       Я таки поскользнулась, и провожатый деликатно подхватил меня под локоть. Дойдём до конца аллеи и попрощаемся.
       - Очень зря. В нашем мире никому нельзя верить на слово.
       - Я тоже так думаю, - сказал он задумчиво, покосившись на проплывающий мимо фонарь, а потом сразу - на меня.
       Глаза его под очками были серые и блестящие, очень спокойные и внимательные. Хороший взгляд. Хороший ты человек, но мне совсем не хочется с тобой говорить. Я так устала сегодня...
       Я отвернулась, машинально сунула руку в карман, наткнулась на что-то круглое и холодное - успела даже испугаться! - сообразила, что это всего лишь мандарин, но было поздно - он выскользнул из руки и неглубоко нырнул в рыхлый снег.
       - Я подниму, - сказал мой спутник. Я ещё не успела почувствовать холода, как мой провожатый снова придерживал меня за локоть одной рукой, а другой протягивал мандарин - сочный, яркий, очищенный быстро и ловко...
       Я покачала головой.
       - Оставьте себе.
       Он на секунду задумался, потом отломил себе половину, а остальное снова предложил мне.
       - Не надо, - повторила я. - Я... не люблю мандарины.
       - Что же с ним делать? - спросил он терпеливо.
       - Выбросить.
       Он отбросил в сторону злополучный фрукт - ничуть не удивляясь, будто так и надо - спросил деловито:
       - Только ты не любишь или все переводчики?
       - Мы не переходили "на ты", - сообщила я вяло, щурясь в снежный сумрак.
       - Давай перейдём.
       - Это лишнее.
       Не поверил. Зря.
       - Я Дик, - сказал он. - А ты?
       Я промолчала. Он, видимо, почувствовал, что сейчас мы ступим на ровную поверхность, щедро посыпанную песочком, и мой локоть придется отпустить - и потому остановился, и я остановилась тоже.
       - Послушай, - сказал он. - Я не хотел тебя обидеть. Ты не любишь мандарины - ну я их тоже не люблю. Лучше яблок ничего нет. Или винограда. Как ты захочешь. Я слышал, что у вас есть какой-то кодекс, который не позволяет переводчикам слишком тесно общаться с другими людьми, но это, наверное, неправда. Я просто не могу заставить себя говорить тебе "вы". Я весь день о тебе думаю. Я тебя целый час тут под окнами ждал. Почему ты так долго работаешь?..
       - Кто-то же должен, - сказала я тихо.
       - Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?
       Я молчала.
       - Рада? Анжелика? Нет?.. Инна? Алевтина?.. Как тебя зовут?
       - Дорогой Дик, - сказала я, и он замолчал на полуслове. - Тебе всё показалось. Искушение говорить на одном языке с другим человеческим существом слишком велико, чтобы ему сопротивляться. Еще никто не устоял перед ним. Я заговорила с тобой на твоём языке и, кажется, попала точнее, чем нужно - прости. Я сделала это нечаянно, хотя для переводчика это, конечно, непростительно. Прости меня, пожалуйста. Через пару дней тебе станет легче. Потом всё пройдёт.
       Он молча смотрел на меня, и лицо у него сделалось такое несчастное, что мне захотелось протянуть руку и погладить его по щеке, но я сдержалась.
       - С наступающим, - сказала я тихо и пошла к остановке автобуса. Здесь было больше света. Больше народа.
       - ...Подожди, - он нагнал меня. - Возьми хотя бы визитку.
       Голой рукой он протягивал мне белый прямоугольник.
       - Ты ещё не понял, кто мы такие?
       - Я всё понял, - сказал он. - Возьми визитку.
       У меня не было сил спорить. Я положила карточку в карман и пошла дальше. Он остался стоять.
       Мандарин на визитку - кто-нибудь скажет, равноценный это обмен или нет?..
       Автобуса я ждала недолго. Они подходили один за другим, но каждый последующий оказывался ещё более набитым, чем предыдущий. В конце концов я ухитрилась протиснуться между двумя зловещего вида дяденьками в коротких чёрных дублёнках и занять стратегическую позицию у окна - и даже схватиться за поручень, что было весьма кстати, потому что автобус потряхивало, а людей покачивало. Какой-то согбенный старичок передо мной мужественно читал книжку в мятой обложке - детектив, судя по всему. Несколько раз его весьма ощутимо пихнули под локоть, но он продолжал читать увлечённо и весело, даже попытался пристроить книжку на спину какой-то толстой тётке в каракулевой шубе...
       В детстве я часто мечтала о такой волшебной книге, которая бы всегда заканчивалась по-разному... Сколько её не читай - всегда будет новый поворот сюжета, и новые приключения, и никогда-никогда нельзя узнать, чем всё закончится...
       Тогда я не знала, что любая книга - волшебная, потому что каждый читатель поймёт её по-своему, или вернее - не поймёт. Конечно, не поймёт. Тогда я не знала, что люди не меняются, а сюжет - один для все...
       Автобус резко вильнул в сторону, люди возмущенно закричали, старик с книгой повалился на меня, я, хотя и держалась за поручень до последнего, повалилась на кого-то тоже, потому что мне прищемили пальцы, кажется, наступила кому-то на ногу... Чья-то рыжая голова в зеленой шапочке мелькнула над людской волной - незнакомое лицо? Кого он мне напоминает?..
       На остановке часть народа вышла; рядом со мной освободилось место, и старичок с книжкой ласково подтолкнул меня:
       - Садись, дочка, садись, мне на следующей выходить...
       - Спасибо, - сказала я искренне. Ноги держали плохо.
       Напротив меня сидел бритоголовый коренастый парень и спал изо всех сил. Я усмехнулась и потянула из сумки "Янтарный замок" - за весь день так и не успела рассмотреть это сокровище как следует...
       - Вы только полюбуйтесь! - раздался рядом со мной пронзительный голос, дрожащий от негодования. Я вздрогнула, едва не уронив книгу - вот бы жалко было! - и повернула голову к говорящей - массивной пожилой даме в дорогом пальто, очень ярко накрашенной, но всё ещё эффектной. - Совсем совесть потеряли! Да, девушка, это я вам говорю - что вы так на меня глазенками своими белесыми вылупились?.. Не стыдно больного человека от места отпихивать? Толкнула меня, а теперь еще и смотрит так, будто ничего не понимает! Еще и книжку открыла, чтобы меня не замечать! Молода ещё сидеть!
       - Да, совсем современная молодежь распустилась, - неуверенно подвякнул кто-то сбоку, но величественную даму трудно было сбить с толку:
       - Я сейчас кондуктора позову!..
       Пассажиры смотрели осуждающе, равнодушно, изучающе. Бритый парень напротив приоткрыл один глаз, покосился на даму и снова зажмурился.
       - Пусть билет проверит! - совсем уже невпопад бухнула дама. Щёки у нее горели лихорадочным румянцем - и мне вдруг невыносимо захотелось сказать ей, что мне дела нет до её гастрита, и сына-неудачника, и неотданного кредита за холодильник, захотелось ласково спросить, почему она не пристала с той же претензией к парню напротив, захотелось ударить, укусить побольнее, сделать гадость, показать - какая она прозрачная со своей обидой и злобой, что она вся-вся у меня на ладони, что стоит только стиснуть пальцы...
       Я посмотрела на красные щеки дамы и промолчала. Встала, прижимая книжку к груди, и сошла на ближайшей остановке.
       Удивлённый автобус укатил в рябую мутную даль, а я осталась стоять под падающим снегом.
       Горели окна во всех домах. Весело катили мимо разноцветные автомобили. Большая чёрная собака терпеливо выгуливала на поводке маленького школьника в красном комбинезоне...
       Непослушными озябшими руками я затолкала книжку в сумку. Для этого пришлось сначала вынуть оттуда и уронить словарь - он сам раскрылся от сотрясения на странице с дарственной надписью:
      
       "Дорогой Алене от любящего деда.
       Про нас говорят, что мы греемся у чужих костров - не верь. Мы и на собственном согреться не можем..."
      
       Дата и подпись. Славный был подарок...
       Сумку я всё-таки упаковала; потом негнущимися пальцами полезла в карман. Достала визитку, насильно врученную мне Диком, хотела порвать, не читая - но руки не слушались, и тогда я просто выбросила её в ближайшую урну.
       Ничего. Пройдусь пешком.
       Воздух был мягкий и безвкусный. В сквере дети играли в снежки.
       Добравшись, наконец, до своего дома и заперев дверь, я сразу залезла в душ - греться. Ничего нет лучше горячей воды после трудового дня... А я так устала, что даже не стала петь, как обычно - даже мурлыкать себе под нос не хотелось, хотя песенка про волчонка неотвязно вертелась в голове. Прицепится всякая глупость... Разомлевшая и отогревшаяся, я выползла из яблочного пара ванной, попутно показав язык грустному отражению в запотевшем зеркале.
       С чашкой крепкого чая забралась в кресло и включила телевизор.
       Так... Прогноз погоды - побоку, сами увидим, чем все это закончится, сами умные и сами при глазах; криминальный сериал - тоже ну его, не то настроение, да и серию эту, я, кажется, видела... Притормозила на красивой картинке и минут пять ошарашенно всматривалась в костюмную историческую драму. Друзья мои, ну нельзя же ТАК дублировать! Это даже для обычных зрителей оскорбление, а переводчик рискует и вовсе осипнуть от нездорового смеха и потерять таким образом профпригодность... Может, звук отключить нафиг?.. Нет, так ещё хуже!.. Я поспешно переключилась на следующий канал - к счастью, там не оказалось ничего страшнее блока рекламы, который уж совершенно точно можно смотреть без звука - безо всякого ущерба для смысла. Новости... Новый УПК... угу, угу, угу... Ну, я бы ещё хуже сказала... праздничный концерт... ушёл в монастырь... крупная авария в центре... эпидемия чего-то где-то... творчество душевнобольных... ладно, проехали. Во! А мультфильмы я посмотрю, и с удовольствием. Они без слов.
       Я уже была - там, в заснеженном лесу, на полуразрушенном мосту через речку - но звонок в дверь вырвал меня из приятного полумедитативного состояния. Нашарив тапки, я прошлепала к двери и открыла ее, не озаботившись даже выглянуть в глазок.
       - Софья пришла, молочка принесла, - заранее льстиво сказала я, зная, что мне сейчас влетит за пустое чаехлёбство вместо ужина.
       - Не трогай меня, я холодная, - предупредила она, отдала мне сумку с продуктами и, двигая мощными плечами, принялась вылезать из куртки. - Ну-с, и что ты ела?..
       К счастью, разборка моей несознательной личности была непродолжительной; к несчастью, мультфильмы к этому времени уже закончились. Пришлось переключиться на какое-то дурацкое ток-шоу. Народ там подобрался настолько разномастный, что в мою бедную мокрую голову закралось нехорошее подозрение, что при подборе гостей (а может, и аудитории в целом) не обошлось без нашей братии. Уж больно забавно они друг друга не слышат. Не может же быть, чтобы так и в жизни было?.. Сначала я крепилась; потом прибавила звук и придвинула кресло ближе к телевизору; потом профессиональные инстинкты всё же взяли верх, я схватила со стола первый попавшийся блокнот, выудила из-под груды рассыпанной ещё утром бумаги ручку - и с головой погрузилась в работу. Погодите-погодите, я вам об этом ток-шоу ещё статью на-ца-ра-па-ю...
       Пришла Софья, отобрала блокнот (хватит по вечерам работать!), велела надеть носки (не хватало ещё, чтобы ты после душа простудилась!) и выгнала на кухню - ужинать.
       - Хлеб-то у тебя дома есть? - спросила она подозрительно, раскладывая по тарелкам дымящееся мясо. Означало это: "Возьмёшься ты когда-нибудь за ум или нет? Ладно, я не настаиваю, чтобы ты родную сестру ужином встречала, хотя и могла бы, честно говоря, но хотя бы..." - и так далее, и тому подобное.
       - Кажется, есть...
       - Неправда, нет у тебя хлеба, я проверила.
       Это Софья.
       Ужинали мы почти в полном молчании; один только раз Софья крякнула что-то неодобрительное в адрес собственноручно пожаренной картошки, а я пробормотала нечто невнятно-утешительное в ответ. Готовит она очень вкусно, вот, меня изредка балует полным ужином... Я ему, по крайней мере, радуюсь. Вадик, хулиган малолетний, последнее время взял в привычку игнорировать материнскую стряпню, что Софье - кулинарке от Бога - естественно, обидно. Ну а бывший ее, кажется, и вовсе не замечал, что перед ним на стол ставят. Мало ли что он потом в свое оправдание говорил... Тут даже их с Софьей частичная совместимость не очень-то помогала. Редкий случай - и без слов все видно... Нет, надо будет Вадику внушение сделать. Пострашнее...
       - А зато я торт купила твой любимый, - сказала я виновато.
       Ярко горела кухонная лампа. Сам с собой бормотал в комнате позабытый телевизор. Электрический чайник долго и мучительно исходил паром, потом с облегчением щелкнул, сообщая, что таки вскипел, хотя и сам уже не надеялся.
       За чаем Софья воспряла. Лицо ее разгладилось, сделалось мягче и спокойнее; нарезая торт, она рассказывала мне о своей работе - и в тот момент даже сама верила, что все не так уж плохо, что ее, скорее всего, не уволят, что начальник... И так далее. Потом я спросила ее о Вадике - и она улыбнулась впервые за вечер, налила себе вторую чашку и в красках описала, как тренер в спортивной школе им доволен... Я время от времени вставляла подходящие реплики; в фехтовании все равно ничего не понимаю...
       Потом мы пошли в комнату смотреть телевизор - как оптимисты, оставив посуду на потом. Софья поймала самое начало какого-то недавнего отечественного фильма, обрадовалась и заявила, что давно хотела его посмотреть; у нее дома этот канал почему-то не берется...
       За окнами всё было сплошь сине; я не торопилась задёргивать шторы. По телевизионному экрану бегали друг за другом смешные возлюбленные; он по совместительству был иностранным шпионом, она - беглой монашкой, лились потоки клюквенной крови - музыка, правда, была очень даже ничего, потом в титрах посмотреть, чья... На усталое лицо Софьи, задремавшей в кресле, падали голубые и белые отблески; я уменьшила громкость звука и потихоньку забралась за компьютер. Черные строчки резво побежали перед глазами; хорошо, что у меня клавиатура мягкая...
       Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть, но уже на второй трели рука успела ухватить трубку.
       - Алёна! - возмущённо сказали с той стороны.
       - Вадик! - в тон говорящему отозвалась я.
       - Маму отдай, она мне нужна!
       - Кто там, Вадька? - сонно моргая, Софья выбиралась из кресла. Покачнулась, охнула, взяла у меня из рук трубку и пошла с ней на кухню.
       - Что у тебя ещё стряслось?.. Я же сказала, курица в холодильнике... Кто звонил? Кто-кто, я тебя не слышу?.. Что ему было нужно?.. Ты записал телефон?.. А...
       Представляю себе, как это "зачем" звучало в исполнении Вадика. У парня потрясающий талант (это внеязыковое, но тоже не лечится) перевирать смысл всего, что слышит. Зато им тренер доволен.
       Я сохранила файл, потянулась и пошла выяснять, куда подевалась Софья.
       - ...Ты представляешь, - сказала она растерянно, - он, кажется, Ерофею по телефону нахамил. Не знаю, как теперь буду с ним объясняться...
       Я могла ей только молча посочувствовать.
       Софья ушла в прихожую - одеваться, а я вспомнила, что купила для Вадика подарок и рванулась обратно в комнату - искать, и даже нашла, но будильник, собака железная, выбрал именно этот момент, чтобы заголосить благим матом - в результате при попытке экстренного выключения я уронила его под стол, а в дверях показалась внезапно обретшая бодрость Софья в косо повязанном пуховом шарфе.
       - Я нашла мастера, - провозгласила она победно, но чуточку нервно, - который за умеренную плату берётся починить это чудовище...
       - Ставлю десятку на будильник, - флегматично отозвалась я из-под стола.
       - Я тебе потом адрес скажу, - неумолимо закончила сестра. - И не вздумай спорить, и так никаких нервов уже...
       - Угу, - сказала я, вылезая. - Кстати, это Вадику. Я ему давно обещала...
       Закрыв за Софьей дверь, включила сюиту из "Забвения". Может, она меня убаюкает - и я смогу лечь вовремя, как все нормальные люди...
       Не получилось. На меня внезапно снизошло озарение, я самозабвенно стучала по клавиатуре (еще немного, и мне понадобится новая), бегала к книжному шкафу, чихала от пыли, листая собственные конспекты еще студенческих времен, один раз даже лазила на антресоли - безрезультатно, правда; раза четыре выбиралась в сеть, ругалась с бестолковыми поисковиками, потом смущёно перед ними извинялась; хотела в запале позвонить Игорю, но краем глаза заметила, что время на часах плавно близится к четырём утра и сообразила, что Игорь хоть и жаворонок, но наверняка ещё не встал, да и Бьянка меня едва ли правильно поймет...
       Вот. Когда, наконец, оторвалась от монитора и сладко потянулась, разминая косточки, на часах было пять минут шестого, на улице намечалось какое-то движение, а сна по-прежнему не было ни в одном глазу.
       Я немного подумала, перезагрузила компьютер и сходила на кухню за чашкой крепкого несладкого чая.
       Вхожу в любимый чат. Там тринадцать человек четырёх близких языковых групп... Неинтересно смотреть, о чём говорят, интересно смотреть, как общаются. Это редкое зрелище. У них каждая ссора - произведение искусства... Я притворяюсь своей. Как это: погреться у чужого костра... Ненасытные зрители. Ведьмы.
       Надо будет отыскать ту картинку с заколдованным замком и луной, поставить на рабочий стол. Она у меня месяц стояла, потом надоела. Теперь самое время восстановить...
       Так, что тут у нас?
      
       "Вы не знаете, почему люди так не любят переводчиков?.."
      
       А что, так и напишу. "Понятия не имею." И смайлик. Лучше два...
       ...Нет, я не хочу спать.
       Выключила компьютер, открыла форточку, села на подоконник, закурила...
       Ровное тепло от батареи - по ногам. Во всей квартире погашен свет. Темнота...
       А за окном было утро и шёл снег, и фонари горели тусклым оранжевым пламенем, и дремали дома через дорогу - и шёл снег, снег, шёл снег...
       За моей спиной проснулся будильник и гремел, пока не закончился завод. Кантарелль, Ноябрь 2002 г.